С тех пор я взял себе в привычку: если придумываешь название для новой организации, первым делом проверь, как она будет сокращенно звучать, какие ассоциации вызывать. А то ведь правду говорят: как корабль назовешь… Впрочем, ГПУ, несмотря на всю эту историю с названием, прекрасно себя чувствует.

За свои годы работы в правительстве я давно понял, что советник премьера, как правило, намного важнее, чем вице-премьер. Когда я сам был вице-премьером, то выступал своего рода координатором, этаким медиатором, согласователем позиций разных министерств и ведомств. Проводил бесконечные совещания, составлял протоколы. А дальше эти самые протоколы уходили… к советнику премьера. И уже от него зависело, как глава правительства отнесется к этим результатам, что с ними сделает, какую линию выберет. Получалось, что в должности вице-премьера мне приходилось проводить целые спецоперации, чтобы продвигать события в нужном направлении, а вот когда ты простой советник, то нужды в этом нет. Потому как ты общаешься с премьером напрямую, без промежуточных звеньев, в жесткой связке.

Взять, к примеру, мою работу советником Примакова.

Евгений Максимович начинал каждый рабочий день с вызова двух советников: меня, который отвечал за законодательство и региональную политику, контакты с парламентом и судами, и Александра Александровича Дынкина, который докладывал о том, что происходит в экономике страны. Получалось, что день председателя правительства начинался с нашего доклада. Вот эти утренние полчаса или час по факту определяли повестку дел и оперативные решения премьера. Он с нашей помощью вооружал себя информацией и знаниями, а потому мы должны были буквально пахать сутками, чтобы ничего важного не пропустить, все перепроверить. Понятно, что были и другие помощники, эксперты, аналитики, но наши направления были главными. Примаков понимал, что самому всё не охватить, не осмыслить, ведь в сутках всего 24 часа. Поэтому выбирал профессионалов, которым доверял, и давал им карт-бланш на оценки и подготовку решений.

А раз тебе такое серьезное дело доверили, то должен соответствовать. Нельзя ошибаться даже в мелочах. И дело не в том, что ответишь должностью. Хуже, что опозоришься и в глазах премьера, который тебе доверял, и в глазах профессионального сообщества.

В общем, если я поначалу переживал, что по статусу должность советника была, конечно, ниже, чем у вице-премьера, то потом понял, что она куда более ответственная и притом совершенно каторжная.

Советником я был у двух премьеров — у Примакова и у Степашина. С Сергеем Вадимовичем мы до сих пор дружим. Я у него и в Счетной палате аппаратом руководил, и сейчас мы постоянно встречаемся.

А вот про Примакова хочу рассказать отдельно, потому как его правительство — это была просто страница из моего учебника конституционного права.

Почему? Да потому, что именно кабинет Примакова, если сравнивать с моделью, заложенной в Конституции, функционировал почти идеально с точки зрения соответствия конституционной модели. Фактически это было первое в истории современной России правительство, которое по крайней мере в первые месяцы после своего создания пользовалось полной поддержкой парламента. Да и по составу первых лиц оно было коалиционным, не зря кое-кто называл его правительством народного доверия. На ведущие посты пришли многие из «бывших»: первыми вице-премьерами стали бывший член политбюро ЦК КПСС Юрий Маслюков, бывший председатель Ленинградского областного Совета народных депутатов и губернатор Ленинградской области Вадим Густов, «обычным» вице-премьером назначили бывшего главу Межреспубликанского продовольственного комитета СССР Геннадия Кулика. Кстати, тогда же вице-премьером стала Валентина Ивановна Матвиенко (на тот момент она работала чрезвычайным и полномочным послом России в Греции).

Хотя опыта хозяйственного управления дипломат и разведчик Примаков не имел, однако его высокий личный авторитет государственного деятеля, ученого-международника, министра иностранных дел, по словам журналистов «вернувшего достоинство российской внешней политике», позволил довольно быстро погасить политическое противостояние после дефолта 1998 года, сохранить банковскую систему и экономику.

Но сам по себе примаковский кабинет и аппарат правительства работали не слишком творчески, я бы сказал, кондово. «Вождь седовласых» привел с собой тех, кого знал и кому доверял, в результате средний возраст аппарата за пару недель резко увеличился. Но что касается лично Евгения Максимовича, то в суть проблем он вникал быстро, мог лучше, чем эксперты, спрогнозировать долгосрочные риски и последствия (не зря же столько лет возглавлял нашу внешнюю разведку), а потому важные вопросы решал оперативно. Когда после суверенного дефолта посыпались банки, а их руководители начали убегать за границу, полстраны вкладчиков остались без денег. Особенно ударила по всем история с «СБС-Агро»[58] Александра Смоленского. Этот банк был вторым после Сбербанка, считался чуть ли не самым надежным. И вдруг оказывается, что «СБС-Агро» — банкрот, и деньги, которые я и еще миллиона два граждан туда принесли, никто не вернет.

Прихожу к Примакову: «Евгений Максимович, надо что-то придумывать. Ситуация ненормальная, денег в казне мало, банки лопаются, вкладчики скоро на баррикады пойдут. Надо как-то ситуацию расшить, как-то подстраховаться».

«Это как?»

«Есть идея. Я обсуждал ее с коллегами из Центробанка. Надо учредить специальное агентство, которое займется проблемными кредитными организациями. Если видно, что банк не выкарабкается сам, то нужно что-то вроде внешнего управляющего, чтобы как-то остановить вывод активов и защитить интересы людей и компаний, которые этому банку деньги доверили. Внешнее управление Центробанка — это нормально, но ему страной надо заниматься, а не каждым банком в отдельности. Должна быть специальная структура».

В итоге я оставил ему записку, как такое учреждение должно работать, какие правовые основания. Так, странички полторы. Кстати, давно понял, что, когда президенту или премьеру что-то советуешь, полторы странички ясного и четкого текста — это самый правильный формат. Одна страничка — несерьезно, три — много, а полторы — в самый раз, чтобы он первую прочитал, перевернул, а всё самое главное было на второй. Написал не только свою идею, но еще и человека предложил. «Есть, — говорю, отличный специалист, кто все это дело потянет». Тоже замечу, что к любой идее «наверх» надо обязательно дать человека — того, кто ее сможет воплотить в жизнь. И предложил я Примакову кандидатуру Александра Владимировича Турбанова. Кстати, депутатом Госдумы он стал по списку моей партии ПРЕС, а потом от фракции пошел в заместители председателя Центрального банка. Я знал его как настоящего профессионала. Примаков идею оценил. Раздумывать долго не стал. Очень быстро, в конце ноября 1998 года распоряжением правительства было создано Агентство по реструктуризации кредитных организаций. В январе 1999 года его зарегистрировали как открытое акционерное общество с уставным капиталом в 10 млрд рублей (учредителем стал Российский фонд федерального имущества)[59]. А в марте, когда были получены необходимые банковские лицензии и оплачен уставной капитал, Турбанов со своим АРКО уже приступили к работе. И мы с этим решением не ошиблись. За несколько месяцев удалось разобраться с самыми сложными случаями. Одни банки были реструктурированы, другим помогли оздоровиться, а третьи — ликвидировали.